Читаем без скачивания В логове зверя. Часть 2. Война и детство - Станислав Козлов

Мы остановились на том месте, где «виллис» поравнялся с нами. Стояли ошеломлённые. Стояли, замерев, так, будто призрак Гитлера увидели. Хотя привидение фюрера было здесь и не при чём. Со слов родителей знали: поляки – наши друзья, соратники и союзники, вместе против фашистов воевали и, нате вам, – драка в машине. Нашего офицера куда-то увозят, явно без всякого желания с его стороны, избивают в кровь… Стало не до слушания песни про гнусного бандита и не до прогулки. Повернули обратно. Ближе к дому. Рассказать бы военному патрулю – не видно, как назло… Посовещавшись, перебрав варианты, порешили: может быть, люди не много много выпили, да и разодрались – бывает. Потом кто-то вспомнил, что давненько черешни не ели. Отправились за черешней…

Дня через два дня отец, вернувшись со службы, рассказал о непонятном исчезновении офицера. Ни на службу не явился, ни на квартире нет. Не сбежал ли к американцам… Его рассказ освежил память. Вспомнился виллис, драке в машине, кровь на лице русского офицера.

– Вот чёрт, – даже вскочил отец, бросив недокуренную самокрутку в ведро. – Так это, наверное, наш Свиридов и был! Надо пойти доложить.

Отец быстро собрался. Вернулся хмурый:

– Эх, Стасик, Стасик… Точно – наш Свиридов. Нашли его. Уже. Убитого. На свалке за городом валялся, на куче мусора. Весь израненный. Поиздевались, убили и нарочно на мусор бросили, чтобы даже мёртвого унизить… Что же ты раньше-то не рассказал? И приятели твои помалкивали.

Я виновато поник:

– Ну, пап, я же не знал, что у вас офицер пропал… Мы думали, они пьяные… А потом, мы не думали, что поляки могут наших бить – друзья же…

– Друзья… Как ведь аукнется – так и откликнется, – загадочно произнёс отец, скручивая новую «козью ногу и не спуская с неё глаз.

– Коля, ты что имеешь ввиду? Какое «ауканье»? Кому откликнется? – спросила мама, наливая в тарелки суп с клёцками – своё фирменное блюдо.

Оно было просто в изготовлении и очень вкусно. Особенно если мама обжаривала клёцки перед тем, как запустить их в бульон. Бульон же полагался мясным. Однако мяса не всегда оказывалось достаточно. На долю каждого приходилась почти символическая порция. Аппетит у меня после наших похождений разгуливался очень серьёзный и я, бывало, сетовал: «Мама. Что ты мне так мало кладёшь мяса?»

– Разве? – наивно удивлялась мама. – Хорошо, сейчас добавлю.

Тарелка у меня отбиралась и через минуту – другую в ней оказывалось вместо одного – несколько кусочков мяса… Только более мелких. Но я радовался и съедал с чувством удовлетворения. Больше, правда, морального. Заподозрив неладное, я пробовал организовать ревизию: «Мам, ну всё равно мало».

– Ну как же, сынок, мало. У тебя сколько кусочков было?

– Один.

– А теперь сколько?

Я начинал шарить в тарелке ложкой, отыскивая все кусочки.

– Три.

– Вот видишь: был один, а стало три. Три больше, чем один?

– Больше… – неуверенно отвечал я, глядя на маленькие комочки мяса в супе. Не сразу разгадал мамину хитрость: она просто разрезала один кусочек на три части и создавала иллюзию увеличения количества за счёт уменьшения качества…

– Это, Муся, вопрос не простой… Помнишь, мы проезжали Брестскую крепость? По ней немцы ударили ранним утром в сорок первом. Там такие страшные бои шли… Никто из наших не уцелел. Все полегли. Но ведь эту же крепость и до сорок первого года и бомбили, и обстреливали…

– Что ты говоришь? Кто же на неё напал? Когда – в средние века?

– В наше время, дорогая моя, в наше… Я, видишь ли, мало что знаю, но и о том, что знаю, предпочитаю помалкивать… Курсанты – офицеры кое что рассказывали… В сентябре тридцать девятого года наши войска вошли в Польшу широким фронтом и начали против неё самые настоящие боевые действия. Для поляков это полной неожиданностью стало. Они к войне с Советским Союзом не то что были не готовы, а и не помышляли о ней: союзники же… Вроде как… Они с Гитлером воевали, который на них напал первого сентября. А тут ещё и русские наступать начали.

– Как же так получилось?

– Вот, «получилось»… Ты же помнишь, у нас с Германией пакт о ненападении был. Мы даже, вроде как, друзьями были. Их офицеры учились вместе с нашими в военных училищах… Мы же на Варшаву в двадцатом году наступали… Да не наступили, правда. Тогда Тухачевскому там хорошего пинка дали поляки. Сложные дела… Так вот, в тридцать девятом году Польша вынуждена была отбиваться и от Гитлера, и от Красной Армии. В основном, конечно, от Гитлера – их войска на него и были нацелены изначально… Брест в то время находился на польской территории и первыми к нему подошли войска Гудериана. Подступилиться-то подступились, а взять сходу не смогли. Гарнизоном крепости командовал генерал Плисовский и как ни старался Гудериан, но поляков одолеть не смог. Тогда ему помог командир Красной армии Кривошеенко: подтянул свою тяжёлую артиллерию и двое суток долбил крепость, вроде как кувалдой по кирпичу. И раздолбил… Потом в Бресте устроили торжественный совместный парад в честь доблестной победы немецкого и советского оружия. Радость общая: немецкие и советские полки маршировали бок обок. А принимали этот парад, на трибуне стоя рядышком, генерал Гудериан и комбриг Кривошеин… Потом произошла какая-то история в Катыни с пленными польскими офицерами. По слухам, их там расстреляли несколько тысяч… А может быть, их и немцы убили… А уже при наступлении нашей армии на Варшаву странная история произошла. В городе поднялось восстание против немцев. Им командовали командиры польской Армии Крайовы. Что это за армия? Польская. Воевала против гитлеровцев… Ещё у них была одна армия: Армия Народова… Эта дралась вместе с нами и подчинялась нашему командованию. А вот Армия Крайова признавала только приказы из Лондона – там находилось другое польское командование… Понятна ситуация?

– Что-то не очень… Почему две власти?

– Ну, Муся. Элементарная, чай, политграмота: в Лондоне – капиталистическая, а в Москве – социалистическая, советская, то есть. Какую власть мы хотим иметь в Польше после победы? Конечно, ту, которая с нами заодно. А те, кто в Лондоне – ту, которая заодно с ними… Да… О чём, бишь, я… Так вот в Варшаве начались бои против немцев. А наши войска находились по другую сторону Вислы: по одну, значит, сражаются с фашистами поляки, а по другую стоят советские войска и не сражаются ни с кем, временно… Что бы, по логике, должны были бы они делать?.. Помогать своим союзникам по борьбе с фашизмом. Но наша армия не двинулась с места до тех пор, пока немцы не расправились с восставшими. А длилась их борьба два месяца… Немецкие самолёты при бомбёжке кварталов, где оборонялись поляки, разворачивались как раз над нашими позициями. И наши зенитчики им не мешали – не было такого приказа… Потом это странное поведение наших частей объяснили тем, что они пополнялись и переводили дух после боёв, но, судя по всему, поляков эти объяснения не устроили… Я бы рискнул предположить, что таким образом руками гитлеровцев наши политики избавлялись от своих политических противников… Но утверждать категорически не стану… А теперь вот видишь, что творится, дома взрывают, офицеров наших убивают… Ты, Стасик, поосторожнее на улицах будь. Лучше за пределы наших частей не выходите с ребятишками. А если увидите что-нибудь вроде того, что ты рассказал, сразу говорите ближайшим нашим военным. Польскую форму от нашей отличить можете?

– Ну, пап, спрашиваешь тоже, – обиделся я.

– Вот и молодцы. Здесь это имеет большое значение… Впрочем, ведь и переодеться могут. Они же в подполье, вроде как, сражались – опыт имеется…

Отец докурил самокрутку и долго смотрел за тёмное окно.

– А ночи здесь почему-то темнее, чем у нас… Посмотрите-ка: ночь, как тушь – темнота непроницаемая.

Сравнить Стасик ещё не мог – ночей российских не помнил. Сознание его, память и способность мыслить развивались постепенно – в походных условиях. Степени их возрастали уже на территории Польши и Германии… Впрочем, ночи коротались во сне, темноты не разглядывая, а сны он себе снил одинаково интересные, как в России, так и вне её.

Отправился спать с невыясненными вопросами: как это так может быть, что люди, пострадавшие от одного и того же неприятеля, сражающиеся против него, чтобы не боятся за жизнь и судьбу своих близких и свою тоже, могут быть врагами друг другу? Выходит что они, победив общего своего недруга, могут начать воевать и друг с другом?.. Опять бомбить и жечь то, что совсем недавно бомбил и жёг их враг, но только уже друг у друга… А почему люди так говорят: воюют «друг с другом»? Какие же они «друзья», если воюют между собой? Или слово друг не всегда означает дружбу? Видимо – так… Хорошо, что у нас с ребятами всё по-другому: мы – друзья настоящие. Поучились бы взрослые у нас, как правильно дружиться – тогда бы и войны не было.